Виталий Гладкий - Ниндзя в тени креста
Как странно иногда переплетаются нити человеческих судеб! Спустя полвека клубок небесной пряжи, состоящей из мистических обстоятельств, пылкой юношеской любви, злосчастной участи девушки, разбойного набега турецкого сераскера на Родос и неисчислимого количества опасных приключений, сплелся в покрывало Судьбы, которая свела ла Валетта с его давним врагом под стенами Бирги.
Так думал Гоэмон, стоя с почтительным видом перед гроссмейстером – так называли ла Валетта рыцари. Тот сидел в кресле с высокой спинкой и внимательно разглядывал невозмутимое лицо юноши, словно вырезанное из темного камня. Вид магистра был усталым, но его голубые глаза светились на загорелом лице, как два драгоценных сапфира – молодо и ясно.
– Мне кажется, Мачадо Родригеш, что ты не португалец… – наконец то ли спросил, то ли констатировал магистр.
Когда в Кадисе вербовщик наемников вносил данные Гоэмона и де Алмейды в реестр, срочно понадобилась фамилия юноши. Гоэмон вспомнил про штурмана Жуана Родригеша да Силву, которого сильно уважал, и решил взять его фамилию.
– И меч у тебя странный, – продолжал ла Валетт. – Позволь полюбопытствовать? – И он требовательно протянул руку.
О, эти идзины! Они не знают, что меч для ниндзя превыше всех земных благ. Меч – это фамильная реликвия, его передавали из поколения в поколение как величайшее сокровище. Он являлся воплощением чести ниндзя, его воинской доблести и отваги. Разве можно отдавать свою честь в чужие руки?
Но выбирать не приходилось: Великий магистр в Бирге – это Закон. Юноша без особой охоты передал ножны с мечом ля Валетту и застыл в глубоком поклоне. Магистр с интересом посмотрел на юношу, но ничего не сказал. Он достал меч из ножен – и тихо воскликнул от удивления.
– Какое превосходное оружие! – сказал ла Валетт. – Никогда не приходилось видеть что-либо подобное. Откуда оно у тебя?
– Не знаю, – ответил Гоэмон.
– То есть?.. – удивился гроссмейстер.
– Я спасся от верной гибели благодаря сеньору Фернану де Алмейде. Мой корабль затонул во время сильного шторма, и меня носило по морю на обломке судна много дней. Меч был при мне. И с той поры я утратил память. Антониу де Фаро, капитан галеона «Мадре Деуш», который подобрал меня в Восточно-Китайском море, утверждает, что я родом из Чипангу.
Врать было опасно. Поэтому Гоэмон сказал полуправду, которая зачастую выглядит достоверней правды. В клане Хаттори случаи потери памяти были, чаще всего от сильных ударов по голове, так что он знал, о чем идет речь. Как держать себя в разговоре с гроссмейстером, Гоэмон предварительно обговорил с фидалго – чтобы не было разнобоя в их рассказах.
– Даже так! – поразился ла Валетт. – Удивительный случай…
Он не стал спрашивать, почему юноша стал Мачадо Родригешем; крещеные язычники всегда получали новые, «цивилизованные», имена и фамилии. По этой причине Гоэмон не стал особо прятать свой нательный крест, и ла Валетт его заметил. Конечно, он в какой-то мере обманул этого великого человека, но угрызений совести не чувствовал. Для синоби обман – это всего лишь один из способов маскировки. Разве можно винить ящерицу-хамелеона, что она меняет цвет кожи, приспосабливаясь к окружающей обстановке? Это ее естественное состояние.
– Твои боевые заслуги старшие братья оценили очень высоко, – сказал магистр, возвращая Гоэмону меч. – Операция была проведена блестяще. Мальтийские пловцы под твоим командованием сожгли большое количество вражеских судов, при этом не потеряв ни единого человека. Мне также известно, как храбро вы вместе с Фернаном де Алмейдой сражались в форте Сант-Эльмо. Поэтому отныне ты получаешь временный офицерский статус и будешь командовать мальтийскими пловцами. У вас будет много разных задач… – С этими словами ла Валетт открыл шкатулку, достал оттуда массивную золотую цепь с мальтийским крестом и повесил ее на шею юноши. – Это награда. Когда закончится осада Мальты, – а мы обязательно победим! – и у тебя появится такое желание, милости прошу в наш Орден… в качестве сержанта. Я буду первым, кто даст тебе рекомендацию.
– Благодарю, монсеньор, за высокую честь. – Взволнованный Гоэмон поклонился.
Признание его заслуг столь выдающимся полководцем дорогого стоило!
Они расстались, довольные друг другом. Это было заметно по лицу магистра. Гоэмон не знал, как к нему обращаться, и перед аудиенцией посоветовался с де Алмейдой. Дело в том, что члены ордена госпитальеров называли своих товарищей «братьями». Но Гоэмон не имел такого права.
Фидалго думал недолго. Он вдруг весело осклабился и сказал:
– А назови ла Валетта монсеньором! Доставь удовольствие старику.
Гоэмон последовал его совету и теперь мысленно благодарил де Алмейду. Фидалго разъяснил ему, что обращение «монсеньор» относится к принцам королевского двора. Поэтому для старого воина это слово будет сродни предсказанию будущей коронации как правителя Мальты. А то, что Гоэмон ляпнул «монсеньор» невпопад, можно будет списать на его иноземное происхождение и незнание этикета.
Гоэмон вышел на площадь Бирги, посмотрел вверх и прислушался. Стояла удивительная, даже пугающая, тишина, небо очистилось до невероятно прозрачной голубизны и юноше на миг показалось, что нет никакой войны и что он сейчас пойдет в порт, сядет на первый попавшийся корабль и отправится в далекое путешествие к Нихон. Ниндзя прикрыл веки, и ему послышалось, как за бортом галеона плещутся волны и под натиском сильного ветра гудят тугие паруса.
Увы, эта идиллия длилась недолго. Устрашающе громыхнули мощные осадные орудия османов, раздались крики: «Алла!..», небо снова затянуло черным пороховым дымом, и турки пошли на очередной приступ бастионов Бирги. Великая осада Мальты продолжалась…
Вместо эпилога
21 июня 1567 года в узкое горло пролива, который вел к гавани города Кагосимы, медленно и величественно входил красный галеон «Падре Франсиско» под флагом Португалии. С правой стороны от него поднимался вверх большой столб дыма и слышался приглушенный расстоянием грохот. Это пробудился вулкан Сакурадзима. Он был отделен от города проливом, и жители Кагосимы смотрели на довольно частое природное явление без опаски и особого интереса. Большинство из них по указке князя Симадзу стали христианами, поэтому надеялись, что милостивый Бог икокудзинов защитит их от разных напастей.
Гоэмон стоял у борта галеона и волновался так, как никогда прежде. Удивительно, но из глаз, помимо его воли, даже потекли слезы! А ведь Гоэмона отучили плакать еще в младенчестве. Украдкой оглянувшись – уж не заметил ли кто из матросов или пассажиров галеона эту временную слабость – он быстро смахнул соленые капли с лица и постарался успокоиться, хотя это было довольно сложно.
